Грохот кастрюль и сковородок разбудил Варвару ни свет ни заря. Она приподнялась на локте, прислушалась. С кухни доносилось недовольное бормотание свекрови:
— Ишь, разоспались! Десятый час, а эти все дрыхнут. Молодые-здоровые, а толку никакого.
Варвара беззвучно вздохнула и опустила голову на подушку. Рядом мирно посапывал Илья, не слыша или не желая слышать материнских причитаний.
На стене мерно тикали часы — старые, еще советские, с облупившейся позолотой на стрелках.
— Илюш, — тихонько позвала она мужа. — Вставай. Мама опять недовольна.
Илья что-то промычал и натянул одеяло на голову. Варвара поморщилась. Вот так всегда — прячется, как улитка в раковину, лишь бы не вмешиваться в конфликт между матерью и женой.
На кухне что-то с грохотом упало, и голос Марии Павловны зазвенел пронзительнее обычного:
— Коля! Ты хоть бы слово сказал! Сын твой совсем от рук отбился, невестушка-белоручка палец о палец не ударит! А ты сидишь, газетой шуршишь!
— Да что ты опять завелась с утра пораньше? — вяло отозвался Николай Михайлович. — Дай людям выспаться.
— Выспаться? — В голосе свекрови зазвучали истерические нотки. — А кто работать будет? Кто порядок в доме наведет?
Я одна, как проклятая, должна на всех горбатиться?
Варвара решительно встала. Нет уж, хватит. Сколько можно терпеть эти утренние концерты?
Наскоро умывшись и причесавшись, она вышла на кухню.
Мария Павловна стояла у плиты, демонстративно гремя посудой.
Николай Михайлович сидел за столом, спрятавшись за развернутой газетой — его излюбленная тактика невмешательства в семейные дрязги.
— Доброе утро, — как можно приветливее произнесла Варвара.
Свекровь дернула плечом, не оборачиваясь:
— А, явилась! Наконец-то соизволила встать ее светлость!
— Мама, еще и десяти нет, — устало возразила Варвара, принимаясь накрывать на стол. — И сегодня воскресенье.
— Воскресенье! — фыркнула Мария Павловна. — У меня, может, каждый день воскресенье?
А ничего, встаю ни свет ни заря, готовлю на всех, убираюсь…
На кухню, зевая, вошел Илья. Чмокнул мать в щеку:
— Привет, мам. Что на завтрак?
— Что приготовила, то и ешь! — отрезала Мария Павловна, но тут же смягчилась: — Котлетки вчерашние разогрела, картошечку пожарила.
Садись, сыночек.
Варвара поджала губы. Вот так всегда — стоит появиться Илье, как тон свекрови меняется на сто восемьдесят градусов.
Будто и не она только что метала громы и молнии.
После завтрака Илья предложил:
— Может, к бабушке съездим? Давно не были.
У Варвары отлегло от сердца. Елизавета Аркадьевна жила в получасе езды от города, в просторном бревенчатом доме с садом.
Там всегда было спокойно, уютно — совсем не то, что в городской квартире под надзором Марии Павловны.
— Конечно, съездим! — с энтузиазмом откликнулась она. — Я пирог испеку, возьмем с собой.
Мария Павловна поджала губы:
— Опять к бабке потащитесь? Делать вам нечего! А дома кто убираться будет? Я одна, как всегда?
— Мам, ну что ты начинаешь? — поморщился Илья. — Мы быстро — туда и обратно. Бабушке помощь нужна, сад большой…
— А мне помощь не нужна? — всплеснула руками свекровь. — Я, значит, чужая? Ладно, езжайте! — Она картинно махнула рукой. — Я уж как-нибудь сама справлюсь. Не привыкать.
Варвара молча собирала продукты для пирога, стараясь не вслушиваться в причитания свекрови.
За год совместной жизни она уже изучила все приемы Марии Павловны — эти показные обиды, манипуляции, постоянные попытки вызвать у сына чувство вины.
Елизавета Аркадьевна встретила их на крыльце — маленькая, сухонькая, но еще очень бодрая для своих восьмидесяти лет.
— Варенька! Илюшенька! — просияла она, заключая обоих в объятия. — А я как чувствовала — окна помыла, пол натерла. Проходите скорее!
В доме пахло свежестью, травами и теплом. На столе уже дымился самовар, в вазочке горкой лежали баранки.
— Садитесь, чаевничать будем, — хлопотала Елизавета Аркадьевна. — Варенька, ты похудела совсем. Что, Машка опять изводит?
— Да нет, что вы, — смутилась Варвара. — Все хорошо.
— Знаю я это «хорошо», — проницательно глянула старушка. — Сколько лет с ней мучаюсь. Даже сына своего под каблук загнала, безответного.
— Бабуль, — предостерегающе произнес Илья.
— Что «бабуль»? Правду говорю! — отрезала Елизавета Аркадьевна. — Вам бы отдельно жить надо, молодым.
Да где ж квартиру-то взять? Эх…
Она вдруг закашлялась — глухо, надсадно. Варвара встревоженно подалась вперед:
— Бабушка, вы заболели?
— Пустяки, — отмахнулась старушка, утирая глаза платочком. — Простыла маленько. К осени пройдет.
Но кашель не прошел. С каждым их приездом Елизавета Аркадьевна выглядела все бледнее, говорила все тише. А потом слегла совсем. И уже не встала.
После похорон дождь лил как из ведра. Варвара стояла у окна, глядя, как потоки воды размывают свежий могильный холмик.
Рядом всхлипывала Мария Павловна — громко, надрывно, демонстративно.
— Мамочка моя! На кого же ты нас покинула! — причитала она, промокая сухие глаза платочком.
Варвара поморщилась. Фальшь в голосе свекрови резала слух. За время совместной жизни со свекровью Елизавета Аркадьевна виделась с ней от силы пару раз в год — на Новый год да на Пасху.
— Надо бы в доме прибраться, — деловито продолжала Мария Павловна, мгновенно переключаясь с плача на практические вопросы. — Документы разобрать, вещи…
Илюша, сынок, съездим завтра?
Варвара напряглась. В голосе свекрови прорезались знакомые властные нотки.
— Конечно, мам, — привычно откликнулся Илья. — Варя, ты с нами?
— Зачем ей с нами? — мгновенно вскинулась Мария Павловна. — Мы сами справимся. Семейное дело все-таки.
«Семейное», — горько усмехнулась про себя Варвара. Как удобно свекровь решает, когда она член семьи, а когда — чужая.
— Я поеду, — твердо сказала она вслух. — Бабушка и мне была родным человеком.
На следующее утро они втроем приехали в опустевший дом. Мария Павловна, не теряя времени, принялась выдвигать ящики комода, перебирать бумаги в старом секретере.
— Где-то же должны быть документы на дом, — бормотала она себе под нос. — Надо все проверить, может, еще какие бумаги важные найдутся…
— Мам, может, не сейчас? — поморщился Илья. — Девять дней еще не прошло…
— А ты как думал? — огрызнулась Мария Павловна. — Дом-то не бесхозным должен оставаться. Наследство надо оформлять.
Варвара молча протирала пыль с фотографий на стене. С одной из них улыбалась молодая Елизавета Аркадьевна — красивая, статная, с озорным блеском в глазах.
Вдруг с кухни донесся пронзительный вскрик. Варвара вздрогнула, уронила тряпку. Они с Ильей бросились на звук.
Мария Павловна стояла у стола, сжимая в трясущихся руках какую-то бумагу. Лицо ее пошло красными пятнами.
— Что это? — выдохнула она. — Что это такое?!
— Мам, ты чего? — встревоженно шагнул к ней Илья.
— Вот! — Мария Павловна потрясла листком. — Договор дарения! Она подарила дом! Год назад подарила!
Ей! — Свекровь ткнула скрюченным пальцем в Варвару. — Этой… этой выскочке!
В кухне повисла мертвая тишина.
Варвара молча смотрела на свекровь, сжимающую в трясущихся руках договор дарения. Тот самый, что они с бабушкой подписали год назад — спокойно, без лишних слов. «Тебе он нужнее, — просто сказала тогда Елизавета Аркадьевна. — А эти пусть свою жадность поумерят».
— Да как ты посмела! — взвизгнула Мария Павловна, испепеляя невестку взглядом. — Старуху обработала! Воровка!
— Это было бабушкино решение, — твердо ответила Варвара. — Она сама так захотела.
— Решение? — передразнила свекровь. — Небось, глазки строила, лебезила перед старухой! Все к рукам прибрать хотела!
— Хватит! — рявкнул вдруг Илья, и обе женщины вздрогнули — никогда не слышали от него такого тона. — Не смей так говорить с Варей!
Бабушка сама решила, кому что оставить. Это было ее право!
— Ах, вот как? — процедила Мария Павловна. — Значит, заодно с ней? Мать родную променял на эту…
— Все, — оборвал ее Илья. — Собирайся. А мы с Варей остаемся здесь.
— Что?!
— Остаемся здесь жить, — твердо повторил он. — И я рад этому. Давно пора было начать жить отдельно.
Прошел месяц. Варвара с любовью обихаживала сад, который теперь принадлежал ей.
Каждое утро, выходя в палисадник, она благодарно думала о мудрой старушке, словно чувствуя ее присутствие — в шелесте яблоневых листьев, в жужжании пчел над клумбами, в теплом запахе нагретых солнцем досок крыльца.
Мария Павловна не появлялась у них ни разу. Только передавала через мужа язвительные приветы «хитрой невестушке».
Илья хмурился, но молчал. А потом Варвара узнала, что беременна.
— Представляешь, — шептала она вечерами мужу, — у нас будет малыш. Как бы порадовалась бабушка!
Она ведь для этого и дом нам оставила — чтобы мы семью создавали, детей растили.
— Она все правильно сделала, — улыбался Илья, целуя жену. — И сейчас, уверен, радуется за нас.
А дом словно и правда хранил частицу души прежней хозяйки — теплую, ласковую, оберегающую.
Будто Елизавета Аркадьевна и после смерти продолжала заботиться о молодой семье, укрывая их от невзгод, даря покой и счастье в стенах, которые столько лет берегли ее любовь.