Виталик шёл по многолюдной улице пиная ногой среднего размера камушек. Он воображал себя футболистом, забившим финальный гол и неприязненно поглядывал на мешавших ему прохожих. Размахнулся ногой для очередного пинка. Получилось неудачно. Шаркнул носком кроссовка об асфальт. Мальчик остановился. С досадой оглядел неоднократно заклеенные кроссовки. Ох, вроде бы пронесло. Подошва не отклеилась. В этих кроссовках еще до зимы ходить.
Виталик поправил на плече лямку видавшего виды ранца и, перешагнув воображаемый футбольный мяч в виде камня, поспешил домой. Мама уже должна быть там. Виталик учился во вторую смену и со школы возвращался практически одновременно с матерью. Они вместе ужинали, и потом мама уходила на свою вторую работу — мыть полы в офисе неподалеку от дома. Виталику это не нравилось. Не нравилось, что мамы постоянно нет дома.
-Куда же деваться? — разводила руками она, — иначе мы просто не сведем концы с концами. А тебе нужна новая зимняя куртка, ботинки. Ты у меня растешь, как на дрожжах, — трепала она густые волосы сына.
И тут же тяжело вздыхала, заметив, что Виталика уже необходимо постричь.
Мальчик зашел в крохотную однушку и услышал звон посуды из двери кухни.
Там уже вовсю орудовала мама. Виталик тщательно приткнул свой портфель за тумбочку, чтобы он не мешался под ногами, в квартире и так развернуться было негде, и пошел к матери. Она уже накладывала ему в тарелку тушеную картошку с курицей и устало улыбалась.
-Давай, ешь быстрее. Сегодня меня просили офис пораньше помыть, так что я тороплюсь.
Не смотря на это, женщина присела рядом с сыном желая узнать, как дела в школе. Нельзя же уходить вот так, совсем не поговорив.
-Я исправил ту тройку по истории, — с удовольствием рассказывал шестиклассник. — А ещё, в школу взяли какого-то психолога. Зовут её интересно — София Генриховна. Она сегодня приходила в класс и представлялась. С завтрашнего дня будут занятия с ней, групповые и индивидуальные. Так она нам сказала.
-Это хорошо, хорошо, сынок, — кивала женщина, непроизвольно поглядывая на часы на экране старого кнопочного телефона. — Ладно, мне пора бежать. Поешь, убери посуду в раковину и делай уроки. Раз я сегодня ухожу пораньше, то вернусь тоже рано. Ещё поболтаем.
Мама убежала, а Виталик, послушно доев картошку, освободил кухонный стол, служивший ему одновременно и письменным, и приступил к урокам.
На следующий день последним уроком были занятия с психологом.
Первое занятие было групповым. Энергичная, модно одетая молодая женщина влетела в класс и сразу же умудрилась заинтересовать учеников. Занятие с ней не напоминало обычные уроки. Это был диалог, диалог школьников и взрослой женщины.
Она говорила много, рассказывала, что ребенок это уже отдельная, сформировавшаяся личность, у которой есть свои права. И эти права он должен отстаивать. София Генриховна напирала на то, что у каждой личности должно быть свое личное пространство в виде отдельной комнаты. И никто это пространство не имеет права нарушать. С задней парты поднялся двоечник Кирилл и, убрав с лица свою длинную непослушную челку, спросил Софию Генриховну:
-А у меня родители за двойки ноутбук отобрали. Это считается нарушением моего личного пространства?
-Ещё как считается, — энергично закивала молодая женщина. — Они не имеют права это делать. Так им и скажи, твою учебу они должны стимулировать по-другому, разговорами, советами, но никак не силовыми методами.
-А может, вообще родакам сказать, чтобы они в комнату без стука не входили? — засмеялся кто-то.
И София Генриховна поддержала.
— Конечно же, ваши родители должны стучать, входя к вам в комнату. Вы такие же личности, как они.
-А что делать тем, у которых ни комнаты своей, ни ноутбука нет? – смеялся Виталик.
Одноклассники начали шутить в ответ:
-А ты маму заставляй, чтобы в квартиру стучала, прежде чем войти.
Все смеялись, а София Генриховна стала очень серьезной.
-Мальчик, как тебя зовут? Виталик? Я надеюсь, ты сейчас пошутил про то, что у тебя нет своей комнаты и ноутбука? Так быть не должно. Еще раз повторяю, у каждого ребенка должно быть свое личное пространство и личные вещи.
И каждый родитель обязан это предоставить. С завтрашнего дня у нас начинаются индивидуальные занятия. Виталик, я начну с тебя.
После уроков Виталик, как обычно, вернулся домой и с раздражением осмотрел одну единственную маленькую комнату. Они живут здесь вдвоем с мамой. Он спит на узкой кровати в углу, а мама разбирает на ночь диван и тогда вообще
в комнате места не остаётся. О каком уж тут личном пространстве может идти речь?
Мама прибежала с работы. Наспех покормила сына и снова убежала. Мальчик не стал ей рассказывать о первом занятии с психологом. Но, какое-то раздражение закипало внутри ребёнка. Особенно, когда ему пришлось убирать посуду за стола только для того, чтобы сделать уроки.
«Личное пространство» — скривил он губы, разглядывая тетрадь с жирным пятном от еды, потому что плохо вытер кухонный стол.
София Генриховна с большим неудовольствием разглядывала сидевшего перед ним мальчика-подростка. Ребенку давно пора было постричься.
Пиджачок на нем был явно маловат, а кроссовки на ногах настолько стоптаны, что Виталику было за них стыдно, и он старался поглубже запихнуть ноги под стул.
-Виталик, — начала София Генриховна, — давай поговорим с тобой серьезно, как со взрослым человеком. Я уже кое-что узнала о классе. Знаю, что ты живешь вдвоем с мамой. Расскажи мне, какие у тебя условия проживания?
-Обычные условия, — мялся Виталик, отводя глаза. Как у многих.
-Нет, не у многих, — энергично покачала головой женщина. — Мы с тобой живем в правовом государстве, у тебя есть свои права. Твоя мама обязана обеспечить тебя собственной комнатой, в которой ты можешь делать уроки и проводить свободное время. К тому же, у тебя должны быть личные вещи. Я поверить не могу, неужели у тебя нет ноутбука? Даже самого простенького, для учёбы?
Виталик мотал нестриженной головой.
— Мама не может купить мне ноутбук, — мямлил он. — Она на почте работает, там мало получают.
-Значит, она должна либо сменить работу, либо найти подработку.
-Она и так подрабатывает. По вечерам моет полы в офисе.
-Ну, тогда я просто не понимаю, почему твоя мать не в состоянии обеспечить тебе достойные условия жизни. Ты должен у нее это требовать. Ты личность.
Личность поплелась домой, почесывая вихрастую голову. Слова Софии Генриховны посеяли зерно в сердце мальчика и это зерно прорастало недовольством, недовольством собственной жизнью.
«Вот как так? Кирилл, последний двоечник, а у него большая комната и крутой ноутбук. Иногда родители злятся, отбирают этот ноутбук, но все равно вернут. Тем более теперь, когда Кирилл узнал про свои права» — горько усмехался Виталик. «А я, у меня не то что комната и ноутбук, у меня телефон-то самый простенький.»
Мальчик достал из кармана телефон, на котором поиграть можно было разве что в тетрис, и подумал, а что если он сейчас разобьет его? Мама купит ему новый? Тяжело вздохнул и снова засунул телефон в карман.
Какой уж тут новый! Она и этот не новым покупала. По объявлениям на барахолке нашла. За ужином Виталик осторожно начал разговор:
-Мам, а ты могла бы купить мне новый телефон?
-Да ты что, сынок, — заморгала женщина? У тебя и так неплохой телефон. Я вон, вообще, с кнопочным хожу.
-Да какой он неплохой, он хуже всех в классе. А ещё я хочу ноутбук и свою комнату.
Женщина рассмеялась, думая, что это какая-то шутка. Сын шутит, не иначе. Только Виталику было не до смеха.
— У всех в классе есть своя комната. И психолог сказала, что ты обязана меня ей обеспечить. Ты моя мать и должна меня хорошо содержать.
-Так вот откуда ноги у твоих слов растут, — все еще улыбалась мама Виталика. -Психолог сказала. А психолог не сказала, где я должна брать денежки на все это. Виталий, ну ты уже большой. И ты сам видишь, как мы живем.
Мы еле-еле концы с концами сводим. Какие уж тут ноутбуки!
-Тогда найди другую работу, мама! — упрямо набычившись, продолжал гнуть свою линию Виталик. — У меня должно быть личное пространство и личные вещи. Но сначала купи мне новые кроссовки. У этих подошва опять начала отклеиваться.
-Сынок, да тут ведь их чуть-чуть доносить осталось. Я куплю тебе сразу зимнюю обувь. А кроссовки возьмём к весне, вдруг нога за зиму вымахает.
-А я не хочу к весне, я хочу сейчас.
Отодвинув от себя тарелку с нетронутыми макаронами, Виталик недовольно ушёл с кухни и прямо в одежде брякнулся на кровать. Его мама сидела, нахмурившись. Что это происходит с сыном? Это что, влияние нового психолога? Похоже, она на пользу не идёт.
Но, раздумывать об этом не было некогда. Женщина унеслась на свою вторую работу. Примчалась в офис. Сотрудники оттуда потихоньку расходились. В офисе работала бухгалтером мама одноклассника Виталика, того самого Кирилла, двоечника. Она задержалась и сама подошла к матери Виталика.
-Слушай, ты что в классном чате не состоишь? Не в курсе, что с нашими детьми происходит?
-В чате не состою, — улыбнулась мама Виталика, мельком доставая из кармана и показывая кнопочный телефон. — А что происходит?
-Да наш Кирилл совсем обнаглел. Мы у него ноутбук забрали, пока двойки не исправит. Муж возвращается домой, а сынуля сидит за ноутбуком, как ни в чем не бывало. Говорит, это его личная вещь, и мы не имеем права его отбирать. И вообще, комната это его личное пространство. Мы не должны туда врываться. И другие родители в чате пишут, что дети «как с цепи сорвались». Это все новый молодой психолог на них так влияет. София Генриховна. Мы тут подписи собираем со всех родителей класса, чтобы наш класс отстранили от этих занятий. Ты как, подпишешь?
-Подпишу еще как подпишу, — закивала мама Виталика. — Сама в шоке. Я с кнопочным телефоном хожу, а мой ноутбук требует.
Поход родительского комитета к директору школы ничего не дал. Директор объяснил родителям, что психолог – это штатная единица, и занятия с ней должны проводиться в обязательном порядке. Директор сказал, что сам лично присутствовал на нескольких занятиях и София Генриховна проводит их по всем правилам. Нарушений в ее работе замечено не было.
А тем временем, в семье Виталика все становилось совсем плохо. София Генриховна очень часто проводила индивидуальные занятия с мальчиком, и это отражалось на обстановке дома. Подросток злился на мать за то, что она не в состоянии обеспечить его всем необходимым. И из прежнего спокойного ребенка превращался в неуравновешенного, трудного подростка.
— Мама! — кричал он. — Купи мне ноутбук! Мне нужен ноутбук! Мне нужна своя комната! А если ты не можешь обеспечить нас нормальным жильём, выселяйся на кухню, я буду в комнате один. У меня должно быть личное пространство.
-А ты не обнаглел? — возмущалась мать, — ты же всё видишь, я «из кожи вон лезу», на двух работах пашу. Вот на что я куплю тебе этот ноутбук?
Однажды Виталик совсем слетел с катушек и благим матом начал орать на маму:
-А ты зачем меня рожала? Ты, когда рожала меня, думала, что ты не в состоянии обеспечить? Не надо было тогда рожать. А уж коли родила, должна обеспечивать, должна. Мне все равно, где ты будешь брать деньги, — визжал подросток, брызгая слюнями.
И тут женщина не сдержалась. Она отвесила сыну смачную пощечину, ввергнув этим Виталика в еще большую истерику.
— Аааа, ты меня ещё и бьёшь! Ты поднимаешь руку на ребёнка! Ты плохая мать!
Всё это происходило поздно вечером. Женщина, боясь, что расплачется на глазах у сына, ушла спать. Она хотела дать Виталику время успокоиться. Однако, этого не произошло. Мальчик проворочался всю ночь, копя обиду. И к утру она стала только сильней.
Он сам не понимал, что делает. Зашкаливала злость. Но, когда мама ушла на работу, подросток не сразу пошел в школу, как делал это обычно. Он ходил по квартире и что-то искал. Наконец, ему на глаза попалась небольшая гипсовая статуэтка ангелочка. Мальчик схватил её и, пока не иссякла решимость осуществить задуманное, ударил ею себя в глаз.
В итоге в школу Виталик пришёл со здоровенным фингалом и прямиком направился в кабинет Софии Генриховны.
-Мама меня побила, — заявил он молодой женщине. — Я рассказывал ей про личное пространство, она меня побила.
София Генриховна крепко сжала свои пухлые губы и сдвинула брови.
-Так, все понятно. Сейчас мы сначала идем к медичке, а потом я позвоню, куда следует.
-А куда следует? — испугался Виталик.
София Генриховна не ответила. Она взяла Виталика за руку и потащила в медпункт. Виталик еле за ней поспевал, и его решимость угасала. Куда это она собралась звонить? Подросток думал, что София Генриховна пойдет разговаривать с его мамой и убедит ее в необходимости личного пространства и личных вещей. А она звонить куда-то там собралась.
После осмотра подростка медсестра хмуро написала что-то на бумаге и передала психологу. Виталик решил, что на этом дело закончилось, и поплелся в свой кабинет тихо радуясь, что половина первого урока уже прошла.
Радоваться ему пришлось недолго. Со второго урока Виталика забрала директор и повела в свой кабинет. Там мальчика уже дожидались какие-то люди. Две женщины и мужчина в форме полиции.
-Здравствуй, Виталик, — сюсюкающим голоском прошелестела одна из незнакомых женщин. — Ты сейчас поедешь с нами. Мы узнали, что тебя обижает мама. Поживешь пока в интернате.
Виталик попятился.
-Я не хочу в интернат. Я не поеду.
-Ты не бойся, у нас там хорошо. Ну уж, по крайней мере, тебя там никто бить не будет. А с твоей мамой будем разбираться.
-Не надо ни с кем разбираться, — окончательно перетрухал Виталик. — Я наврал, мама меня не била. Это я сам.
-Нет, ну вы только посмотрите, — обратилась женщина к директору школы.
— Все они всегда защищают своих родителей. Какие бы родители не были, для детей они всегда хорошие.
Мужчина в полицейской форме нервно глянул на наручные часы и, приблизившись к Виталику, положил руку ему на плечо.
-Поехали уже. Мне в отделе давно быть надо.
Больше Виталика никто не слушал. Его заставили вернуться в класс, собрать свой портфель и увезли за город в серое, безликое, трехэтажное здание, где мальчика встретили настороженные взгляды других детей. И, если до сих пор Виталик боялся позвонить своей маме, то попав в это здание, сразу же нашел укромный уголок и достал телефон.
-Мама, прости меня, – плакал он в трубку. -Забери меня отсюда, я не хочу здесь быть.
Мама приехала к нему только на следующий день. К тому времени у Виталика не было даже того самого телефона, которым он был так недоволен. Старшие ребята заставили его совершить обмен на старенький, почти не работающий, кнопочный, ещё хуже, чем у матери телефон.
Виталик плакал, увидев свою маму, просил прощения, умолял забрать его домой. Она тоже плакала и повторяла:
— Я не могу, мне не разрешают. Виталик, ну зачем ты так сделал? Зачем соврал? Мне даже увидеться с тобой вчера не разрешили. Как мы теперь докажем, что все это неправда, что я тебя не бью?
Как оказалось, доказать, что Виталика никто не бьёт, было мало. После почти месячного хождения по мукам матери всё равно было отказано с формулировкой — «не позволяет жилплощадь».
-Слишком маленькая квартира, — сказали ей. — Ребенка вам никто не вернет, пока не улучшите жилищные условия.
Каждый вечер измученный Виталик в нетерпении ожидал визитов своей мамы. В нетерпении и с надеждой. А она каждый раз разводила руками.
-Я не знаю, что мне делать, сынок. Мне тебя не отдают. Говорят, что до своего совершеннолетия ты должен прожить здесь.
-Нет, мама, нет. Только не это. Я хочу домой. Забери меня домой. Ты ведь моя мама.
Женщина уходила из интерната, постоянно оглядываясь на расстроенное личико сына, прилипшее к окну и горестно провожающее взглядом мать. Сердце ее разрывалось.
Как-то вечером, когда она мыла офис, к ней подошла мама бывшего одноклассника Виталика, Кирилла.
-Слушай, возьми вот этот телефон, он у нас дома все равно без дела валяется. Ты должна быть в школьном чате.
-Зачем мне быть теперь в школьном чате? Я же сына никак вернуть не могу.
-Вернёшь, родительский комитет не бездействует. Мы поможем. Уже нашлись ниточки, за которые нужно дёрнуть. Считай, что скоро твой Виталик будет дома. Пусть ему это послужит хорошим уроком. И этой Софии Генриховны скоро в школе не будет. Мы «костьми ляжем», но добьёмся её увольнения.