Когда Мариана вышла из машины перед огромным особняком Рикардо Наварро, её охватило смешанное чувство волнения и тревоги. Это был не обычный дом — это был дом, полный молчания.
Как только она вошла, она заметила длинный коридор, большие картины, высокие окна, пропускающие свет без тепла. Сотрудники едва поздоровались с ней, сухо сказав «добрый день», как будто это было нормально, но Мариана сразу почувствовала, что что-то не так.
Затем появился он: Рикардо, высокий, элегантный, с закрытым выражением лица. Он не протянул ей руку. «Добрый день», — сказал он просто, сухим тоном, словно показывая, что у него нет времени на пустяки.
Он представил детей: Эмилиано и Софию, восьмилетние близнецы. Он указал на них без эмоций:
«Вот твоя новая няня», — сказал он.
Дети молча смотрели на неё: мальчик с пустым взглядом, девочка с перекрещенными руками. Они были одеты одинаково, словно два отражения одного зеркала.
Мариана робко улыбнулась им:
— «Что бы вы хотели на ужин?» — мягко спросила она.
Оба пожали плечами. София не сказала ни слова. Эмилиано просто ответил:
— «Ничего».
Сердце Марианы сжалось. Эта работа будет совсем не такой, как другие.
Рикардо наблюдал за сценой, кивнул без эмоций и отошёл.
Она обошла с ними дом: великолепная столовая, но на столе не было еды; уютная гостиная, но кресла выглядели необитаемыми. В саду лежали брошенные игрушки, а стол для пикника был покрыт пылью.
На полках Мариана заметила фотографии: Рикардо и его покойная жена Лусия, обнявшись и улыбающиеся. Дети были точными копиями матери, особенно София. В горле у Марианы застыл ком.
Первый ужин
На следующий день Мариана оделась просто — джинсы, светлая блузка, волосы собраны. Она встретила Чайо, пожилую кухарку с суровым лицом.
— «Зачем так стараешься? Дети здесь ничего не замечают. А хозяин ещё меньше», — холодно сказала она.
Мариана проигнорировала тон. Она узнала, что после смерти Лусии близнецы перестали есть. Пять нянь сменялись одна за другой — ни одна не осталась.
Ужин прошёл молча. Рикардо, не проявляя эмоций, уставился в телефон. Дети оставались неподвижными перед тарелками.
Мариана попробовала игру: она нарезала яблоко в форме звезды. Дети смотрели на неё с интересом. София сдвинула кусочек, Эмилиано другой. Они не ели, но участвовали.
— «Это солнце», — наконец сказала София.
Мариана улыбнулась. Это не был приём пищи, но это был начало.
Утренние панкейки
На следующий день Мариана решила изменить правила.
Она повела детей на кухню — несмотря на протесты Чайо.
— «Сегодня вы повара», — сказала она с подмигиванием.
Они вместе готовили панкейки: София окунала руки в муку, Эмилиано неуклюже разбивал яйцо. Звуки смеха, робкого, но искреннего, начали наполнять комнату.
Когда вошёл Рикардо, он застыл. Его дети смеялись… и ели.
— «Что это такое?» — спросил он напряжённым голосом.
— «Завтрак», — спокойно ответила Мариана.
София робко подняла руку:
— «Мы готовили».
Рикардо вздохнул:
— «Это не было запланировано».
Мариана мягко ответила:
— «А что если на этот раз отложить план?»
Он молчал. Перед уходом он прошептал:
— «Спасибо».
Постепенно дом ожил
Дни проходили. Смех детей снова раздавался по коридорам. Они часто помогали Мариане готовить, рисовали в саду, возвращались в когда-то закрытую игровую комнату.
Рикардо наблюдал издалека, не решаясь вмешиваться.
Мариана, не осознавая этого, учила всю семью заново дышать.
Однажды днём она случайно обнаружила кабинет Лусии, оставшийся нетронутым. На столе лежала тетрадь: рецепты, заметки о детях — «Эмилиано не любит яйца, но обожает коричный хлеб».
Рикардо застал её в комнате:
— «Ты не имеешь права здесь находиться», — строго сказал он.
Мариана извинилась, но он закрыл тетрадь и запер ящик. Она почувствовала ком в горле, но промолчала.
Тем вечером, однако, Рикардо посмотрел на неё иначе.
Не с гневом.
С каким-то тихим признанием.
И свет вернулся
В этом когда-то холодном доме запахи кухни, смех и человеческое тепло вновь заняли своё место.
Дети ели, играли, улыбались.
Рикардо наконец понял, что молчание — это не покой, а отсутствие жизни.