Дочь отправила отца в дом престарелых, чтобы забрать его квартиру. Но её ждал сюрприз…
Никогда бы не подумал, что настанет день, когда в моей собственной квартире, в тихом районе подмосковного Серпухова, для меня не останется места. Моя дочь, Татьяна, которую я растил с такой нежностью, бросила мне в лицо слова, от которых сердце оборвалось: «Пап, ты же нас любишь? Отдай квартиру, нам тесно в нашей однушке». Её голос был резким, как февральский мороз, а взгляд — твёрдым, будто я видел чужого человека.
«Переезжайте к маме Сергея, у неё трёшка», — попробовал возразить я, стараясь не показать дрожь в голосе. Но Таня лишь отмахнулась: «Ты же знаешь, мы с ней как кошка с собакой!» — и шагнула в мою прихожую, будто уже хозяйка. Я стоял, оглушённый, не веря, что моя родная кровь, которую я нянчил на руках, способна на такое. Где-то внутри шевелилась мысль — может, я что-то упустил, когда растил её? Но признавать это не хотелось.
А потом прозвучало то, что добило окончательно. Моя внучка, Катюша, семи лет от роду, глянула на меня влажными глазами и прошептала: «Дедуля, ты нас больше не любишь? Почему ты такой злой?» Эти слова, будто лезвие, разрезали душу. Я сдался. «Ладно, Таня, — прохрипел я. — Бери квартиру. Но возьми моего пса, Вайта». Она кивнула, и я, поверив её обещаниям, подписал бумаги.
Через три дня меня привезли в дом престарелых. Тесная комната с потёками на стенах стала моим новым пристанищем. Я сидел на продавленной койке, уставившись в стену, и пытался осознать, как дошёл до такого. «Здравствуй, я Лидия», — раздалось рядом. Седая женщина с тёплым, но усталым взглядом присела рядом. «Не горюй, все здесь через это проходят». Я спросил: «Тебя тоже родные сдали?» Она вздохнула: «Нет, детей не было. Племянница. Оформила мою двушку на себя и выписала меня сюда». Её слова отозвались во мне — я был не одинок в своём горе.
Каждую субботу я ждал Таню, Сергея, внучку. Напрасно. Ни звонка, ни визита. Мой Вайт, мой преданный друг, остался там, в прошлой жизни. Но однажды в дверь дома престарелых вошёл мой старый друг, Виктор. «Вот ты где, Борис! — воскликнул он. — Я знал, что ты не уехал к родне. Ты бы никогда Вайта не бросил!» Я остолбенел. «А что с Вайтом?» — спросил я, чувствуя, как холодеет кровь. «У меня, живой, здоровый», — ответил Виктор, и в его глазах мелькнула решимость. Он был юристом, и я знал — он не болтает просто так. «Говори всё как есть», — велел он.
Я выложил всю правду — о Тане, о её требованиях, о том, как очутился здесь. Виктор слушал молча, потом твёрдо сказал: «Собирай вещи. Живи у меня, а я займусь твоими делами».
Он оказался настоящим другом. Мы вернули мою квартиру, выселив Таню с семьёй. Больно было слушать, как дочь кричит, что я её предал, но простить её я не мог. Квартиру продали. Я отдал Тане её часть — не хотел оставлять её на улице — а на свои деньги купил маленький дом в деревне под Серпуховом. Тихо, зелено, и Вайт счастливо носится по двору.
«Виктор, — сказал я однажды за чаем в моём новом доме. — Помнишь Лидию из дома престарелых? Забери её оттуда. Ей там не место». На следующий вечер мы втроём — я, Лидия и Вайт — сидели у печки. Лидия улыбалась, гладя пса, а я впервые за долгое время почувствовал, что жизнь — это не только потери.
Таня звонила, просила прощения, но я пока не готов её видеть. Может, со временем раны затянутся. А сейчас мне хорошо — в доме, где меня ждут те, кто стал мне семьёй. Этот дом — моя крепость. Лидия рассказывает мне о своей жизни, Вайт греется у печи, а я наконец-то обрёл покой. Таня выбрала свой путь. Я не злюсь, но моё сердце теперь с теми, кто остался рядом. Серпухов научил меня главному: семья — это не только родня по крови, но и те, кто не предаёт.